я иду, Владимир Борисович, — пообещал Андрей.

— Давайте живее, потом наговоритесь.

— Правда, давай после школы встретимся, и я нормально тебе все объясню, — предложил Наташе Андрей.

— Очень буду ждать, — зло ответила она. И возвращаясь к своему классу, добавила: — Поверить не могу, что ты мог так поступить. Ты же никогда таким не был.

Что мог ответить на это Андрей. Права. Не был. Все следующие уроки он придумывал приемлемые отговорки. Почему он на это пошел? Зачем? Для него ответ был очевиден — Шмель. Именно из-за него Андрей стал чувствовать себя ничтожеством, способным на подобный поступок. Но разве он сможет это объяснить Наташе? Разве он сможет признаться ей в собственной трусости, притом, что не может признаться в ней даже самому себе.

В итоге разговор не получился. Они шли вместе в сторону ее дома, как всегда, словно ничего не случилось. Но теперь они не держались за руки, и счастливая легкость походки куда-то исчезла. Они ругались.

— Ты ничего не понимаешь, — говорил Андрей, — это мужской мир, здесь свои законы. Либо ты волк, либо овца. Но свое право быть волком надо постоянно отстаивать, иначе никак.

— То есть, ты хочешь сказать, что это нормально — избивать людей? — Наташа была совершено не согласна с его доводами. — А если кто-то захочет утвердиться за счет меня? А если найдется кто-то сильнее тебя? В конце концов, даже на самого сильного, как ты шикарно продемонстрировал с Гришей, можно напасть толпой. И разве это по-волчьи? Рвать толпой могут только шакалы.

— Вообще-то, волки тоже стаей охотятся, — не согласился Андрей.

— Но вы же люди! — сорвалась Наташа. — Причем тут эта зоология. Ты с дружком избил человека. Сильно избил. И даже не можешь объяснить за что.

— Я же объяснял…

— Да, объяснял. Он что-то сказал вам про смешные костюмы. Неубедительно! Вряд ли за это стоит бить человека. Бить людей вообще неправильно.

— И что, надо было промолчать? Что я лох какой-то?

— Знаешь что, — Наташа резко остановилась, — ты не лох, ты урод моральный.

— Что!

— А что, теперь ударишь меня?

— С ума сошла?

— Знаешь, я наверно сама дойду до дома.

— Да пожалуйста! — выкрикнул Андрей и рванул в обратную сторону.

Злость и непонимание происходящего захлестывали его. Как получилось, что из-за обычной, казалось бы, не относящейся к отношениям драки, может все рухнуть? И лишь позже, когда эмоции поутихли, он понял, что только так и могло произойти. И драка была совсем не обычной. Ненависть к себе, к своей первой любви, к другу, который стал хуже врага, перемешались с отчаянием и тоской. Слишком много терялось в жизни Андрея, из-за одного неверного шага».

И ведь была еще возможность все исправить: позвонить исполнителю, отменить все. И шут с ними, с деньгами, я бы остался при своем. Но она не оставила мне шанса все исправить.

Через две недели, проведенных с бывшим женихом и мамой на даче, Саша вернулась в город. Она была светла и радостна, словно не от этих людей она сбегала ко мне, словно не было всех эти сложностей и проблем. И меня это злило. Не до истерики, не то чтобы нельзя было сдержать. Но я не понимал: как можно ходить по одним и тем же граблям вновь и вновь. Денис уже был не «моральный урод», а — «запутавшийся». Мама тоже перестала быть монстром, продающим свою дочь за блага, а лишь заботливый родитель, который «просто меня очень любит». И все же я молчал. Бесполезно объяснять человеку, что он не прав. Это в нас с детства заложено. Пока ребенок не обожжется, он не поймет, что такое кипяток. Я мог лишь ждать, когда моя любовь до всего дойдет сама. Я не сомневался, что те люди, от которых она пыталась спрятаться, не смогут вечно притворяться хорошими. Дьявол не умеет скрывать своих намерений долго, и очень скоро проявится. Хотелось, конечно, чтобы поскорее.

Саша по-прежнему жила со мной. Целую неделю. А потом случился наш первый кризис. И если бы я знал, что он станет и последним, то, возможно, повел бы себя иначе. Но все идет как идет, и никогда ничего просто не бывает.

Это случилось утром в воскресенье. Собиралась гроза. Мы пили утренний кофе с остатками пиццы. Саша задумчиво ковыряла пластиковой вилкой вялый анчоус, а потом вдруг подошла к окну, и спиной ко мне стала говорить.

— Денис предложил мне поехать с ним в Москву. Ты только выслушай, хорошо, и не перебивай. Я давно уже собиралась сама, но с ним удобнее. Там у меня остались друзья, связи. Мне это нужно. Это ненадолго, может быть, на неделю или две. Появилась возможность поработать на бэквокале с одним крутым артистом. Если все сложится, я, наконец, смогу заняться профессионально тем, о чем всегда мечтала.

Что я мог ответить? Я чувствовал как закипает гнев в груди, и понимал, что его нельзя выпускать. Я молча смотрел на ее спину, думая о том, что возможно именно этот образ будет меня преследовать всю жизнь.

— Что ты молчишь? — спросила она и повернулась.

— А что я могу сказать? Ты ведь уже все решила.

— Я знала, что ты не поймешь.

Ее движения стали дергаными и неуверенно сложными. Саша снова отвернулась к окну, затем почти сразу повернулась обратно. Потом она подошла к столу, взяла свою кружку с кофе и направилась к раковине, но, не дойдя до нее, остановилась и снова обратилась ко мне:

— Что мне тут делать? — было сказано слишком громко и эмоционально. — Я сдохну в этом болоте. Так и буду развлекать пионеров на выпускных, и выступать на местных праздниках. Разве я об этом мечтала? Там есть возможность, там есть все. А здесь… Здесь я просто состарюсь и умру, так и не узнав каково это — следовать за мечтой.

— Да, разве ж я против, — вспыхнул я. — Разве все эти наши разговоры не дали понять, что я тоже хочу, чтобы у тебя все получись. Да, развитие, стремление — я все это понимаю. И все поддерживаю. Но почему ты едешь с ним, а не со мной? Почему меня не зовешь? Или для меня нет места в твоей мечте?

— Я не могу тебя сейчас взять, — сказала она вдруг севшим голосом. — Потом, когда у меня уже будут деньги, будет возможность снять квартиру. — Продолжая говорить, она дошла до раковины и поставила в нее чашку. Я снова видел только ее спину.

— Почему я не могу ее снять для нас?

— Я же знаю